Весна в одиночной камере.

[Russische Elfe]

Люди полагают, что увидеть себя можно только в зеркале. Быть калекой -значит постоянно смотреться в зеркало, висящее прямо перед носом.
Ю.Мисима. Золотой храм

Следы на снегу обязательно заметет. Это наша жизнь. В ней нет ничего вечного. Однако цепочка твоих следов, трогательно одиноких в холодной пустыне, все ещё тянется перед моими глазами, я могу любоваться ими, пока не пришла весна.
Господи, сколько лет прошло, с тех пор,когда ты ещё ходила, а на сердце, словно каленым железом выжгло отпечатки твоих ног. Нести свой крест, всю жизнь помнить, как чудотворную молитву, косичку цепляющихся друг за друга отметин, жить, помня о том, что, возможно, однажды и мои ступни прочертят такоё же орнамент на белом полотне зимы.
Миловидная женщина с глазами ребенка, опирающаяся на руку серьёзной не по годам девочки. Гордо вскинутая голова, упрямая морщинка у бровей и этот проклятый след, длиною в жизнь. Ты ловишь взгляды прохожих, любопытство, неприкрытое приличиями, наивные детские пальчики и громкие их вопросы. А ты из последних сил, вцепившись в детскую ручонку, упрямо идёшь вперед, в сапогах на каблуках! И за тобой, как шлейф волшебных духов, тихий шепот: " А эта? Да, не , просто Инвалидка".
Не подумай, я не пускаю к себе в душу жалость и страх, с равнодушной улыбкой отвечаю на вопросы и живу у жизни в кредит, постоянно помня, что может ждать меня там, в будущем.
Я хотела бы сказать тебе, что все теперь понимаю. И восхищаюсь твоим мужеством и твоим наивным глазам.
Даже, когда ушёл отец, испугавшись свалившейся внезапно беды, ты смотрела на нас с болью, но не возненавидела. И часто вспоминала слова папы: "Не сыпь мне соль на рану..." Отмахнулся от нас словами попсовой песенки.
Тяжелые 90-е. Голод и озлобление, нерастраченная женская любовь, уходящая молодость, сапоги на каблуках, в которых постоянно летела молния, бесполезные попытки отремонтировать их самой. Вот тогда я и узнала, кто такие зеки. Они улыбались мне ласково и покупали конфеты, а тебе дарили иллюзию семейного очага. Убийцы и воры относились к нам добрее, чем прилежные соседи.
Не знаю, когда мы перешли тонкую грань. Помню только жгучую боль в глазах и твой режущий по нервам крик: "Кто? Я алкоголичка? Я?"
Прошло много лет. Мы давно уже не общаемся. Редкие пятиминутные встречи - это адская боль для меня и сосущее чувство вины. Почти ничего не осталось от той гордой женщины, только глаза, почему-то такие же наивные, как у незаслуженно обиженного ребенка. Даже следы изменились. Теперь за тобой две параллельные линии, и руки у тебя стали очень сильные. но ты по - прежнему
отражаешься в зеркалах пустых мещанских глаз. И я боюсь однажды увидеть себя в этой жестокой и равнодушной толпе. Мама, я так боюсь...